Академия барона Брамбеуса

Родился во Владивостоке в 1922 году. Отец служил в армии Колчака. С 1939 по 1941 год Минигалей служил командиром в «русско-воинском отряде» на станции Кэй-Си. Одновременно в 1939 году окончил 5-ти-месячную военно-полицейскую юнкерскую школу, в 1940 – 20-ти дневные курсы пропагандистов-агитаторов при Японской военной миссии на станции Хандаохецзы, на которых был подготовлен к переброске в СССР как разведчик-диверсант и разведчик-пропагандист для подрывной работы на территории СССР. Арестован по вступлении советских войск в Китай. Содержался в Тавде. 8 марта 1947 года приговорен к 15 годам заключения в исправительно-трудовом лагере.[1]

[1] ГААОСО, ф.1, оп.2, д.П-36945.

Родился во Владивостоке в 1922 году. Отец служил в армии Колчака. С 1939 по 1941 год Минигалей служил командиром в «русско-воинском отряде» на станции Кэй-Си. Одновременно в 1939 году окончил 5-ти-месячную военно-полицейскую юнкерскую школу, в 1940 – 20-ти дневные курсы пропагандистов-агитаторов при Японской военной миссии на станции Хандаохецзы, на которых был подготовлен к переброске в СССР как разведчик-диверсант и разведчик-пропагандист для подрывной работы на территории СССР. Арестован по вступлении советских войск в Китай. Содержался в Тавде. 8 марта 1947 года приговорен к 15 годам заключения в исправительно-трудовом лагере.[1]

[1] ГААОСО, ф.1, оп.2, д.П-36945.

ГААОСО, ф.1, оп.2, д.П-37169. Одно из самых больших дел, материалы которого также проливают некоторый свет на деятельность членов организации «Идель-Урал».
( Read more... )

Мукден.
Брат Закира, родился в 1924 году. В 1944 году совместно с Закиром открывает магазин готового платья. Сотрудничал с японской жандармерией. Им был завербован Хусаинов Абдуллахат Муртазевич. В первых числах июня выехал из Мукдена к матери в Харбин. Задержан и вывезен в Верхотурье. В октябре 1946 года проходил как свидетель по делу брата Закира. 5 ноября состоялась очная ставка братьев, на которой Маруф подтверждает свои показания о сотрудничестве брата с жандармерией.[1] Слово в слово, точно его заставляют. Он также проходит свидетелем по делу Хусаинова Абдуллахата. Его дело в ГААОСО мною не найдено. У меня две версии: в силу своей осведомленности он мог быть «этапирован» в центр, другая – он мог быть «перевербован» советскими органами.

[1] Нужно отметить, что по делу Янгузарова Закира и Хусаинов Абдуллахата, кроме Маруфа Янгузарова, свидетелем еще проходит некий Феликс Юлианович Федорович, 1892 года рождения, русский, уроженец Барнаула, коммерсант, по делу первого допрошен 25 октября 1946 года, второго – 29 октября 1946 г..

Мукден.
Брат Закира, родился в 1924 году. В 1944 году совместно с Закиром открывает магазин готового платья. Сотрудничал с японской жандармерией. Им был завербован Хусаинов Абдуллахат Муртазевич. В первых числах июня выехал из Мукдена к матери в Харбин. Задержан и вывезен в Верхотурье. В октябре 1946 года проходил как свидетель по делу брата Закира. 5 ноября состоялась очная ставка братьев, на которой Маруф подтверждает свои показания о сотрудничестве брата с жандармерией.[1] Слово в слово, точно его заставляют. Он также проходит свидетелем по делу Хусаинова Абдуллахата. Его дело в ГААОСО мною не найдено. У меня две версии: в силу своей осведомленности он мог быть «этапирован» в центр, другая – он мог быть «перевербован» советскими органами.

[1] Нужно отметить, что по делу Янгузарова Закира и Хусаинов Абдуллахата, кроме Маруфа Янгузарова, свидетелем еще проходит некий Феликс Юлианович Федорович, 1892 года рождения, русский, уроженец Барнаула, коммерсант, по делу первого допрошен 25 октября 1946 года, второго – 29 октября 1946 г..

Мукден.
ГААОСО, ф.1, оп.2, д.П-36989
( Read more... )

Мукден.
Мы заканчиваем знакомить вас с маньчжурскими делами рассказом о личности, ближе всех находившейся в одно время к Курбангалееву и Гизатуллину.
( Read more... )

Мукден.
Мы заканчиваем знакомить вас с маньчжурскими делами рассказом о личности, ближе всех находившейся в одно время к Курбангалееву и Гизатуллину.
( Read more... )

В сведениях Умидбаева мы без труда обнаружим немало путаницы. Что-то подсказывает мне, что он, по большому счету, остался равнодушным к национальному движению. В его показаниях не раз встречается фраза: больше тот-то мне ничего не сказал, а я спрашивать не стал. Интересующийся проблемой человек обладал бы сведениями более глубокими и точными. Замечаю вновь и то, какие цели ставило следствие. Речь идет о том периоде, когда «неправда» теряет необходимость, а «правда» становится лишь частично возможной.

И тем не менее, привожу противоречивую выдержку из его показаний. Вопрос касается России и Советского Союза. Работая над этой статьей, я ни на минуту не забывал о татарах, обвиненных в сотрудничестве с японской разведкой и расстрелянных в Свердловске в 1938 году (но об этом чуть позже, хотя работа с материалами по репрессиям 1937-38 гг. и натолкнули меня на мысль, что связь между явлениями не столь надуманна, т.е. мысль двигалась в обратном направлении моему изложению в журнале - Р.Б., 2012). Я никогда не утверждал, что между этими событиями есть прямая связь, а вот косвенная, мне казалась несомненной. Я думаю, понятно и другое – ответы приобретают ту форму, которую им придает следователь, которому самому не хватало знаний, чтобы разобраться в существе дела.
( Read more... )

Из показаний Умидбаева. Допрос 27 января 1947 года.
«В 1921 году в январе месяце я в группе 10 человек во главе Курбан Галиева… Бикмеева Султан Гирей… Таганов Галим-джян… Шамгуни Маддяр… Хайретдинов Зайнетдин… Саинов… Гизатуллин Ахметша, я и еще два человека не помню их. Из Харбина выехали в Японию город Токио в виде экскурсии с целью ознакомления с бытом и культурой Японии. Указанную группу экскурсантов возглавлял Курбан Галлиев, как говорил мне покойный дядя Бикмеев, ездили на средства атамана Семенова, а его кто субсидировал я не знаю, но полагаю, что средства атаману Семенову отпускала японская военная миссия. По прибытии в Токио остановились в гостинице, куда к нам пришел японский офицер, который переговорил с Курбан Галлиевым и он же в качестве экскурсовода показал нам, вернее водил в городе Токио для ознакомления в начальные япониские школы, в японский императорский университет, в военный арсенал, в военное училищк, где готовили офицеров японской армии, в военно-морской порт, в 30-и километрах от Токио. Кроме того были на приеме у японского барона Гато – начальник городской управы гор.Токио, который дал обед в честь нашей группы, на котором присутствовали несколько человек из числа японских властей, но я их не знаю. От имени нашей группы на обеде выступал Курбан Галлиев, благодарил японское правительство и в частности барона Гато за теплый прием. Полностью содержание выступления Курбан Галиева я сейчас не могу воспроизвести в памяти. В феврале месяце 1921 года меня и Гизатуллина из этой группы устроили на учебу по изучению японского языка (курсив мой - Р.Б.), а остальные 8 человек выехали обратно в Муньчжурию».[1]

[1] ГААОСО, ф.1, оп.2, д.36674, л.72.