Родился во Владивостоке в 1922 году. Отец служил в армии Колчака. С 1939 по 1941 год Минигалей служил командиром в «русско-воинском отряде» на станции Кэй-Си. Одновременно в 1939 году окончил 5-ти-месячную военно-полицейскую юнкерскую школу, в 1940 – 20-ти дневные курсы пропагандистов-агитаторов при Японской военной миссии на станции Хандаохецзы, на которых был подготовлен к переброске в СССР как разведчик-диверсант и разведчик-пропагандист для подрывной работы на территории СССР. Арестован по вступлении советских войск в Китай. Содержался в Тавде. 8 марта 1947 года приговорен к 15 годам заключения в исправительно-трудовом лагере.[1]

[1] ГААОСО, ф.1, оп.2, д.П-36945.

В сведениях Умидбаева мы без труда обнаружим немало путаницы. Что-то подсказывает мне, что он, по большому счету, остался равнодушным к национальному движению. В его показаниях не раз встречается фраза: больше тот-то мне ничего не сказал, а я спрашивать не стал. Интересующийся проблемой человек обладал бы сведениями более глубокими и точными. Замечаю вновь и то, какие цели ставило следствие. Речь идет о том периоде, когда «неправда» теряет необходимость, а «правда» становится лишь частично возможной.

И тем не менее, привожу противоречивую выдержку из его показаний. Вопрос касается России и Советского Союза. Работая над этой статьей, я ни на минуту не забывал о татарах, обвиненных в сотрудничестве с японской разведкой и расстрелянных в Свердловске в 1938 году (но об этом чуть позже, хотя работа с материалами по репрессиям 1937-38 гг. и натолкнули меня на мысль, что связь между явлениями не столь надуманна, т.е. мысль двигалась в обратном направлении моему изложению в журнале - Р.Б., 2012). Я никогда не утверждал, что между этими событиями есть прямая связь, а вот косвенная, мне казалась несомненной. Я думаю, понятно и другое – ответы приобретают ту форму, которую им придает следователь, которому самому не хватало знаний, чтобы разобраться в существе дела.
( Read more... )

В сведениях Умидбаева мы без труда обнаружим немало путаницы. Что-то подсказывает мне, что он, по большому счету, остался равнодушным к национальному движению. В его показаниях не раз встречается фраза: больше тот-то мне ничего не сказал, а я спрашивать не стал. Интересующийся проблемой человек обладал бы сведениями более глубокими и точными. Замечаю вновь и то, какие цели ставило следствие. Речь идет о том периоде, когда «неправда» теряет необходимость, а «правда» становится лишь частично возможной.

И тем не менее, привожу противоречивую выдержку из его показаний. Вопрос касается России и Советского Союза. Работая над этой статьей, я ни на минуту не забывал о татарах, обвиненных в сотрудничестве с японской разведкой и расстрелянных в Свердловске в 1938 году (но об этом чуть позже, хотя работа с материалами по репрессиям 1937-38 гг. и натолкнули меня на мысль, что связь между явлениями не столь надуманна, т.е. мысль двигалась в обратном направлении моему изложению в журнале - Р.Б., 2012). Я никогда не утверждал, что между этими событиями есть прямая связь, а вот косвенная, мне казалась несомненной. Я думаю, понятно и другое – ответы приобретают ту форму, которую им придает следователь, которому самому не хватало знаний, чтобы разобраться в существе дела.
( Read more... )