Академия барона Брамбеуса

Это глава никогда не перестанет вызывать у меня сомнения. Я не в состоянии ясно объяснить мотивы поступков многих людей. Сила системы кажется мне мистической. Я сам надеялся остановиться на репрессиях в Свердловске. Когда не можешь объяснить, чем руководствовались люди, которые доносили, пытали, фальсифицировали документы, а в итоге посылали на смерть, оставь, казалось мне, при себе эти фамилии. И этого я не мог сделать. Не будучи ни свидетелем, ни участником событий тех лет, я не хотел судить поступки моих героев, но и беспристрастным я быть не мог. Я не хотел писать рассказ, я не хотел писать историю, я знал, что у меня и не получится это. И не знал, что может получиться. Все пострадавшие реабилитированы. Имен палачей никто не знает и до сих пор. Стало ли их меньше? И кому нужно это знание? И ради чего все это происходило? Эта трагедия ужасна тем, что в подобных ситуациях, похоже, не бывает выбора, лишь выход – смерть… или безумие. Но что-то свыше подсказывает мне, что я должен, обязан рассказать об этом. Несомненно, это один из ключевых моментов в истории России, также и в истории татарского народа. В нем как бы сконцентрировано прошлое и будущее. Когда я приступал к изучению этого периода, мне казалось, я способен был что-то прокомментировать или объяснить, позиция одного человека казалась мне более достойной, другого - менее. Ничего подобного не могу сказать сегодня. Эта трагедия всех уравняла, и смерть многих из действующих лиц не сделала их образы возвышенней или трагичней. Слово отчаянью и страху, и беспощадному свидетельству архивных документов, бесчеловечной логике идей, потребностей государственного организма, удовлетворение которых необходимо ради самосохранения, ибо я до сих пор не в состоянии поверить, что это писали живые люди… Солженицын однажды найдет предельно простую формулировку, пусть она и послужит эпиграфом к главе: а если бы ты оказался в этой ситуации, как бы ты поступил? – страшный вопрос, если попробовать ответить на него честно. Но только в этом может быть смысл – попробовать ответить честно… чтобы замолчать.

Это глава никогда не перестанет вызывать у меня сомнения. Я не в состоянии ясно объяснить мотивы поступков многих людей. Сила системы кажется мне мистической. Я сам надеялся остановиться на репрессиях в Свердловске. Когда не можешь объяснить, чем руководствовались люди, которые доносили, пытали, фальсифицировали документы, а в итоге посылали на смерть, оставь, казалось мне, при себе эти фамилии. И этого я не мог сделать. Не будучи ни свидетелем, ни участником событий тех лет, я не хотел судить поступки моих героев, но и беспристрастным я быть не мог. Я не хотел писать рассказ, я не хотел писать историю, я знал, что у меня и не получится это. И не знал, что может получиться. Все пострадавшие реабилитированы. Имен палачей никто не знает и до сих пор. Стало ли их меньше? И кому нужно это знание? И ради чего все это происходило? Эта трагедия ужасна тем, что в подобных ситуациях, похоже, не бывает выбора, лишь выход – смерть… или безумие. Но что-то свыше подсказывает мне, что я должен, обязан рассказать об этом. Несомненно, это один из ключевых моментов в истории России, также и в истории татарского народа. В нем как бы сконцентрировано прошлое и будущее. Когда я приступал к изучению этого периода, мне казалось, я способен был что-то прокомментировать или объяснить, позиция одного человека казалась мне более достойной, другого - менее. Ничего подобного не могу сказать сегодня. Эта трагедия всех уравняла, и смерть многих из действующих лиц не сделала их образы возвышенней или трагичней. Слово отчаянью и страху, и беспощадному свидетельству архивных документов, бесчеловечной логике идей, потребностей государственного организма, удовлетворение которых необходимо ради самосохранения, ибо я до сих пор не в состоянии поверить, что это писали живые люди… Солженицын однажды найдет предельно простую формулировку, пусть она и послужит эпиграфом к главе: а если бы ты оказался в этой ситуации, как бы ты поступил? – страшный вопрос, если попробовать ответить на него честно. Но только в этом может быть смысл – попробовать ответить честно… чтобы замолчать.