Академия барона Брамбеуса

Порой я сам себе удивлялся: зачем так много длинных цитат? Кто будет читать все это? Порою мне самому становилось невыносимо скучно оттого, что я вычитывал в документах тех лет. Другой голос говорил: твои обобщения не будут иметь никакой цены без свидетельств людей, которые сами работали в печати. И ведь им самим порой было также отчаянно скучно… Тема татарских газет исчерпывает самую себя: столь уж необходимы, столь ли масштабны репрессивные меры к национальной печати Урала? Я задавал себе постоянно один вопрос: неужели все эти усилия бесплодны? Думаю, нет, с точки зрения интеграции татар в социалистическое строительство и русскоязычную реальность. Ну, а с точки зрения развития татарской культуры и языка, национального самосознания татар? Проделав такой путь, я до сих пор не в состоянии ответить на этот вопрос. В какой-то степени, это и вопрос резонанса моего поиска, будет ли он кому-либо интересен, будет ли подхвачена эстафета исследований этого «скучного мрачного периода». По крайней мере, думал я, вот путь, которым я прошел, а, пройдя, закрыл. Не надо теряться и путаться, подобно мне в лабиринтах свердловских архивов, пусть эта пыль осядет в моих легких, а заинтересованные поставленными мною вопросами, дышат свежим воздухом татарских деревень, ища и корни и надежду там, где живут носители языка.

Порой я сам себе удивлялся: зачем так много длинных цитат? Кто будет читать все это? Порою мне самому становилось невыносимо скучно оттого, что я вычитывал в документах тех лет. Другой голос говорил: твои обобщения не будут иметь никакой цены без свидетельств людей, которые сами работали в печати. И ведь им самим порой было также отчаянно скучно… Тема татарских газет исчерпывает самую себя: столь уж необходимы, столь ли масштабны репрессивные меры к национальной печати Урала? Я задавал себе постоянно один вопрос: неужели все эти усилия бесплодны? Думаю, нет, с точки зрения интеграции татар в социалистическое строительство и русскоязычную реальность. Ну, а с точки зрения развития татарской культуры и языка, национального самосознания татар? Проделав такой путь, я до сих пор не в состоянии ответить на этот вопрос. В какой-то степени, это и вопрос резонанса моего поиска, будет ли он кому-либо интересен, будет ли подхвачена эстафета исследований этого «скучного мрачного периода». По крайней мере, думал я, вот путь, которым я прошел, а, пройдя, закрыл. Не надо теряться и путаться, подобно мне в лабиринтах свердловских архивов, пусть эта пыль осядет в моих легких, а заинтересованные поставленными мною вопросами, дышат свежим воздухом татарских деревень, ища и корни и надежду там, где живут носители языка.

Похоже, что герой этой главы сам не подозревал о том, насколько существенную роль сыграет развернувшаяся вокруг его книг и статей "дискуссия". Мы попытаемся разобраться.

Давно у меня лежит этот документ, но, как тогда, так и сейчас не могу его комментировать. Тишина в архиве, как только выходишь за его пределы, в бесноватой пляске в антикоммунистическом угаре газеты, радио, телевидение, да и сами люди растаптывают СМЫСЛ жизни нескольких поколений, смысл несравненно выше, ценнее любых прав, итак, право уничтожало смысл. Понятие интернационализм теряет смысл тогда, когда вымывают его содержание - справедливость. Националистический угар татар был не менее отвратителен, может, именно поэтому меня так тронула судьба марийца.

Автобиография Ижболдина Ивана Алексеевича.

Давно у меня лежит этот документ, но, как тогда, так и сейчас не могу его комментировать. Тишина в архиве, как только выходишь за его пределы, в бесноватой пляске в антикоммунистическом угаре газеты, радио, телевидение, да и сами люди растаптывают СМЫСЛ жизни нескольких поколений, смысл несравненно выше, ценнее любых прав, итак, право уничтожало смысл. Понятие интернационализм теряет смысл тогда, когда вымывают его содержание - справедливость. Националистический угар татар был не менее отвратителен, может, именно поэтому меня так тронула судьба марийца.

Автобиография Ижболдина Ивана Алексеевича.